Из детского сада я был изгнан без права на восстановление (конечно мама сняла, пожалев моих воспитателей и себя тоже). Из детсадовского периода помню несколько эпизодов.
Гуляя на территории, я нашёл ветку. Ветка была знатная, примерно метр длиной, изогнутая и с утолщённым основанием. В общем, надёжная ветка. А накануне я насмотрелся какого-то художественного фильма, где красный командир, отважный и геройский водил в атаку своих кавалеристов красноармейцев. И рубили они белогвардейцев со всей пролетарской ненавистью. В фильме был сюжет, как командир беседовал с комиссаром сидя ночью у костра где-то в степи, мол, припасы заканчиваются, а бойцов кормить надо, и где бы нам еду добыть, товарищ комиссар.
Остальные сцены из памяти стёрлись. Но в тот день, судьба мне послала настоящую командирскую шашку в виде крепкой ветки. Я сразу заделался отчаянным командиром (плевать, что в шортах, сандалиях и панамке), проникся заботой к голодным красноармейцам и пошёл добывать еду воображаемому отряду.
Во времена развитого социализма, маньяков в стране Советов не было, двери на амбарные замки не запирали, видеокамер по периметру школ и детских садов не ставили, а на входе не сидели тётки с параметрами 150х150х150х150х150 (грудь, талия, бёдра, рост, вес) в тёмно-синей форме с устрашающей надписью на спине «ОХРАНА». Поэтому прошмыгнуть к дверям корпуса, пока воспитательница отвлеклась на других ребят, труда не составило.
Помню, как я крался по коридору к кухне, а, дойдя до двери, даже приложил к ней ухо, - о чём там враг шепчется? Надо было действовать. Влетев на кухню, я заорал грозным голосом (я же грозный командир), - А ну собирай еду, прислуга белогвардейская, будёновцам есть нечего! И поднял над головой своё страшное оружие.
Откуда я взял эту «прислугу белогвардейскую», чёрт его знает, слышал по телевизору, наверное. Но, не успел я взмахнуть своей шашкой, как тут же получил смачный шлепок по башке сырым рукомойником, а может и тряпкой половой, кто знает. Блин, такой звонкий шлепок получился, панамка моя (будёновка) улетела метра на два. Скажите, разве может стерпеть такое унижение герой гражданской войны? Нет! И я кинулся в атаку. Рубил своей шашкой налево и направо, полосуя ляжки двух пухлых поварих в белых халатах, крутился, отскакивал и снова нападал, решая и тактические и стратегические задачи на ограниченном пространстве. В ответ меня метелили сырыми тряпками и пытались изловить, то есть пленить. Крики, визг…: «Ах ты, паршивец, ты смотри, что удумал, прислуга … и где слов таких набрался…». Хорошая схватка была, героическая, не на жизнь, а на смерть. Я знал, на что иду, и ради чего иду – БОЙЦЫ ГОЛОДАЮТ!
Но враг был коварен, к нему на помощь пришла посудомойщица, здоровая такая тётя с красными руками. Схватила меня сзади за шорты и выволокла в коридор, потом пихнула меня к себе подмышку и понесла к воспитательнице Екатерине Дмитриевне. Я продолжал отчаянно махать шашкой, но великанша не обращала на это внимание.
Как я на кухне не опрокинул кастрюли с горячим варевом, не знаю, повезло. Но, один поднос со стаканами и компотом я уничтожил.
А потом был суд. Меня выставили перед всей группой и долго стыдили. Но я стоял и представлял себя героем, красным бойцом, пленённым, но не выдавшим военной тайны. Голова у меня, естественно, была перевязана окровавленным бинтом, и я ждал расстрела. Наша группа осталась без компота.
А расстреляли меня вечером, когда мама забрала меня из садика и привела домой. Она расстреливала меня отцовским ремнём. Красный командир носился по квартире в поисках укрытия, но его нигде не было, а пули настигали и безжалостно били героя… по жопе.
